Однажды Янин сказал мне о Вове: "когда-то мы дружили". Это было приятно услышать. Я вспомнил, как спросила его, когда мы были в зимнем развлекательном комплексе "Яхрома": "А кто тогда Геннадия сдал?". Он ответил: "Да кто участвовал, тот и сдал". Какой странный мир у него за спиной, в его прошлом, в истории. Где закулисье с расщепленной действительностью - реальность. А то, что блистает на сцене и чему аплодируют - выдумка. Наверное, это особенно чувствовалось в пропыленной бутафорской, где он покуривал, отдыхая душой с бутафором Зининым, осветителем и компанией. Прямо как в детской считалке: ". Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной Кто ты будешь такой?". Они все считали себя "посвященными" в тайны происходящего, знающими все фокусы жизни и готовыми с вхожими поделиться:
- Ты хочешь фокус? - Умиленно спрашивал у меня Зинин.
Фокуса от него я не хотела. Но предложение напомнило, что Вова тоже может вынуть кроля из цилиндра.
В коридорах театра всегда шумно. Это смеются новые девчонки из корды, которым, как и прежним, театральный массажист, отец характерщика Вани, со скрипом дает таблеточки, о которых они умоляют.
Вова знает столько историй. Он молчал о них всю жизнь. Существовал на работе тихо-тихо. Как шутил кто-то: "по коридорам не бегал". А теперь иногда его прорывает и он рассказывает немногословно, точно. Обо всем, что было. Например, о гаражном кооперативе, от которого пострадал Сашка Зинин. И о том, как при папе расхаживал "хозяином тут" юный Андрис в махровом халате с магнитофоном под мышкой.
- С катушечным? ! Ах, да ведь нотика у вас еще не было, - вмешиваюсь я. Это сейчас они стоят открытыми в гримерке, ожидая антракта. Или они были, но на батарейках?
- А? Что? - отрывается, будто возвращаясь из воспоминаний, Вова, - Да ну тебя, малыш! Давай выглянем в занавес. Ведь идет "Щелкунчик".
- С удовольствием, господин Дроссельмейер.
