А у меня уже весна

Вчерашнее суперлуние

Вот почему мы решили открыть хореографическую школу в Испании.


"Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе зарождение Коктебеля? Я помню вот такой рассказ, слышанный мной от старика Юнге.
Это было в эпоху, когда он поселился здесь, в Коктебеле и собирался развернуть здесь большое хозяйство. Он рассказывал, как он попал в Коктебель, приехав верхом из Феодосии. В те годы, когда не существовало никаких дорог, тем более шоссе. Он приехал верхом по горам. И первое, что его поразило, - сходство Коктебеля с Испанией."

14-го февраля снимала в Париже.

- Тебе холодно? - спросил друг.

-Нет, - ответил Он. 

И было от чего.

Нарисовала сегодняшний завтрак

Прислали из красноярской школы:

Анна Петровна вышла к доске с книгой: 
– Так, ребята, закрыли учебники, пишем слово «диктант». 
Шестиклассники дружно охнули. 
– Ничего, ничего! – строго произнесла Анна Петровна. – Написали? Диктант по рассказу Соколова-Микитова «Зайчата». Зайчата. Написали? Диктую. 
Анна Петровна открыла книгу и начала: «Пришла ранняя весна. Точка. Ласково пригревает весеннее солнышко. Точка. Терпеливо ждут маленькие зайчата свою мать…»
Анна Петровна вдруг уронила книгу с диктантом, та захлопнулась. Анна Петровна наклонилась, подняла, у нее закружилась голова. Она села. Дети замерли. Анна Петровна отложила книгу. Она долдонила этот диктант уже много лет, текст ей был не нужен. Она продолжила задумчиво:
– Свою мать… Точка. Следующее предложение. Но мать зайчат долго не возвращается. Точка. Дело в том, что мать в это время дает частные уроки. Точка. Ей надо зарабатывать даже после школы. У матери такая зарплата, что трех зайчат никак не прокормить. И еще больные родители в соседнем лесу. Муж ее бросил четыре года назад. Потому что он был не зайцем, а козлом. Алименты не платит. И мать тащит все на себе. Спасибо, что помогает соседка, кормит зайчат ужином. А тут еще мать вспоминает, что после уроков ей надо в магазин. А она надеялась лечь на диван и посмотреть сериал. Она жутко устала. Она уже месяц собирается в парикмахерскую, но нет сил. Она смотрит на ногти: лак облупился. Мать знает, что девчонки-старшеклассницы вовсю смеются над ней, над ее прической, широкими бесформенными платьями, называют «лахудрой» или еще похуже. Но ей плевать. То есть, конечно, не плевать, когда-то она была худой и спортивной, парни оборачивались ей вслед. Только давно уже никто не оборачивается, даже учитель физкультуры не обращает внимания. У нее нет сил ни на что. Она толстеет и дурнеет. По утрам ненавидит себя в зеркале. Абзац. Она заканчивает урок, выходит на улицу, закуривает и вдруг начинает плакать. Никто ее не видит, она тут одна, она может хоть сейчас чуть расслабиться, на пять минут. А потом бегом домой, по холоду, в старых дурацких сапогах… Как же ей все осточертело. Как же ей хочется просто день полежать. Не делать ничего. Не готовить, не гладить, не проверять тетради, не высматривать в "Пятерочке" дешевые мандарины, не ругаться с сукой-завучем. Но этого у нее не будет никогда. Никогда. Она это знает. Точка.
Анна Петровна обвела взглядом класс. Дети не писали, все молча смотрели на Анну Петровну.
– Извините, ребята, – сказала она. – Это не тот диктант. Завтра напишем другой, хороший. Когда уже звонок?

На пароходе маленьком моем

Матросы-удальцы и кавалеры,

А если веселы они не в меру,

То это дело мы переживем.

И в пустынных вагонах метро я летел через годы,
И в безлюдных портах провожал и встречал сам себя,
И водили со мной хороводы одни непогоды,
И все было на этой земле без тебя, без тебя.