Когда, целуясь Вова припадает как к спасательному кислородному аппарату, он понимает в чем его спасение. Это в детстве ему было смешно, когда прабабка друга - Мариэтта Сергеевна, печатавшая всякую пургу миллионными тиражами и уважаемая семьей за гонорар, писала: "Когда я вижу в зарубежном кино эти страшные поцелуи, я понимаю, что никогда так не целовалась и в свои восемьдесят три года, наверное, уже не поцелуюсь". Это ж сколько у него времени до восьмидесяти трех! Вся жизнь - впереди.
Зачем считать жизнью юность в интернате! Или стеснительность рыжего нескладного парня в кордебалете, привыкшего к мысли, что премьером он никогда не будет. И только теперь воплощается мечта и образуется навык ходить как его учил Григорович в роли директора завода. И быть директором своей жизни, которая началась в сорок пять лет.
