Когда-то я видела, как Вова танцевал «лунную дорожку».
А я думала, он это уже не делает, среди молодежи. Что-то подобное заложено у меня в книге. (кстати, читать вообще, а, тем более, не в интернете, утраченная ныне роскошь, дающая больше, чем информацию). Так вот, это как о Вове: «Талан его был таким же природным, как узор на крыльях бабочки. Какое-то время он осознавал это не больше, чем бабочка. И не заметил, как узор стерся. Позже он почувствовал, что крылья повреждены, понял их конструкцию и научился думать. Но летать больше не мог».
Он нескоро осознал, что все расступились и смотрят. Это было после джаз-феста. В местном клубе, где я беседовала с джаз-меном Соляником и другими для статьи. А он пытался помешать. Привлечь к себе внимание.
Первую строку мне подсказала память из классика шестидесятых:
«О джазе писать трудно». – Почему? – подумала я. И нашла его цитату: «Подлинный джаз – это импровизация, как повод выражения музыкальной мысли. Искусство мгновенное, легкое, неуловимое, как тень падающих снежинок».
- Хорошая шапочка, - Вова был уже рядом. И, конечно, не мог не мешать, стягивая с меня головной убор.
Утром мы ехали по симферопольской трассе.
- Останови, - вдруг попросила я. Он испугался. Наверное, решил, что я передумала ехать. Но потом понял, что я записываю строки, написанные мелом у одной автостанции на асфальте:
«Вот русалка, торпеды вроде,
Старый Крым, виноград гурьбой.
Настоящее рядом бродит
и займется еще тобой!»
А я думала, он это уже не делает, среди молодежи. Что-то подобное заложено у меня в книге. (кстати, читать вообще, а, тем более, не в интернете, утраченная ныне роскошь, дающая больше, чем информацию). Так вот, это как о Вове: «Талан его был таким же природным, как узор на крыльях бабочки. Какое-то время он осознавал это не больше, чем бабочка. И не заметил, как узор стерся. Позже он почувствовал, что крылья повреждены, понял их конструкцию и научился думать. Но летать больше не мог».
Он нескоро осознал, что все расступились и смотрят. Это было после джаз-феста. В местном клубе, где я беседовала с джаз-меном Соляником и другими для статьи. А он пытался помешать. Привлечь к себе внимание.
Первую строку мне подсказала память из классика шестидесятых:
«О джазе писать трудно». – Почему? – подумала я. И нашла его цитату: «Подлинный джаз – это импровизация, как повод выражения музыкальной мысли. Искусство мгновенное, легкое, неуловимое, как тень падающих снежинок».
- Хорошая шапочка, - Вова был уже рядом. И, конечно, не мог не мешать, стягивая с меня головной убор.
Утром мы ехали по симферопольской трассе.
- Останови, - вдруг попросила я. Он испугался. Наверное, решил, что я передумала ехать. Но потом понял, что я записываю строки, написанные мелом у одной автостанции на асфальте:
«Вот русалка, торпеды вроде,
Старый Крым, виноград гурьбой.
Настоящее рядом бродит
и займется еще тобой!»
