Отрывок из книги Д.Кашиной
Только что у Владимира Борисовича закончилось напряженное совещание. Высказав свое мнение и выслушав мягкие препирательства, он завершил его, вдохнув:
- Ну хорошо! Хорошо! Делайте.
И добавил привычное: «Время покажет».
В кабинете, несмотря на усталость, он еще некоторое время смотрел на заснеженные деревья на берегу Енисея в окне в сгущающихся сумерках. «Кому это нужно?», - задавал он себе не впервые риторический вопрос, прерванный телефонным звонком:
- Голос? Нормальный, мам – ответил он, встряхнувшись. «Все не так плохо. Ха-ха».
Можно взбодриться. Можно почти пробежать по морозцу домой. Но все не один, а с мыслями о том, что же его привело сюда. «Отвлекись», - думал он, глядя на парок изо рта и вспоминая сегодняшнюю программу по ТВ. Нет: его привела сюда надежда. На успех. На себя. Ведь весь его опыт – это ожидание успеха. Успешным оказалось дело с Амосовым. Балет, создателем которого он являлся, живет и здравствует. Но то балет. Это, как говорит его биограф, - улыбнулся он, - «экология души». Хотя есть ли она у самих балетных – это вопрос. «Никогда не женюсь на балетных», - говорил он когда-то не только друзьям, но и знакомым. А балетный спектакль это, состоящий из атомов – танцоров – месседж потомкам его создателем. Как, например, «Лебединое озеро» или «Жизель». Люди выживали благодаря им. Недавно листая новое издание в книжном магазине и удивляясь себе, что в этот не читающий век он еще читает, он задержался на таких страницах, написанных в Питере в 1920-м году:
«- Ну как Вы дошли вчера после балета?
- Ничего спасибо. Шубы не сняли. Правда, в подъезд не пускали. Был обыск у соседей. Взяли студента какого-то.
- Расстреляют должно быть?
- Должно быть…
- А Спесивцева была восхитительна.
- Да, но до Карсавиной ей далеко.
Расстрелы. Обыски. Балет.
Я сегодня, гражданин, плохо спал –
Душу я на керосин променял.
И вот кто-то молился, а кто-то шел через весь город, обледенелый, чтобы увидеть, как под нежный гром музыки, в лунном сиянии, на фоне шелестящих роз – выпорхнет Жизель, вечная любовь, ангел во плоти.
Об этом беспокоились еще: как бы не променять душу «на керосин» без остатка.
- Ну хорошо! Хорошо! Делайте.
И добавил привычное: «Время покажет».
В кабинете, несмотря на усталость, он еще некоторое время смотрел на заснеженные деревья на берегу Енисея в окне в сгущающихся сумерках. «Кому это нужно?», - задавал он себе не впервые риторический вопрос, прерванный телефонным звонком:
- Голос? Нормальный, мам – ответил он, встряхнувшись. «Все не так плохо. Ха-ха».
Можно взбодриться. Можно почти пробежать по морозцу домой. Но все не один, а с мыслями о том, что же его привело сюда. «Отвлекись», - думал он, глядя на парок изо рта и вспоминая сегодняшнюю программу по ТВ. Нет: его привела сюда надежда. На успех. На себя. Ведь весь его опыт – это ожидание успеха. Успешным оказалось дело с Амосовым. Балет, создателем которого он являлся, живет и здравствует. Но то балет. Это, как говорит его биограф, - улыбнулся он, - «экология души». Хотя есть ли она у самих балетных – это вопрос. «Никогда не женюсь на балетных», - говорил он когда-то не только друзьям, но и знакомым. А балетный спектакль это, состоящий из атомов – танцоров – месседж потомкам его создателем. Как, например, «Лебединое озеро» или «Жизель». Люди выживали благодаря им. Недавно листая новое издание в книжном магазине и удивляясь себе, что в этот не читающий век он еще читает, он задержался на таких страницах, написанных в Питере в 1920-м году:
«- Ну как Вы дошли вчера после балета?
- Ничего спасибо. Шубы не сняли. Правда, в подъезд не пускали. Был обыск у соседей. Взяли студента какого-то.
- Расстреляют должно быть?
- Должно быть…
- А Спесивцева была восхитительна.
- Да, но до Карсавиной ей далеко.
Расстрелы. Обыски. Балет.
Я сегодня, гражданин, плохо спал –
Душу я на керосин променял.
И вот кто-то молился, а кто-то шел через весь город, обледенелый, чтобы увидеть, как под нежный гром музыки, в лунном сиянии, на фоне шелестящих роз – выпорхнет Жизель, вечная любовь, ангел во плоти.
Об этом беспокоились еще: как бы не променять душу «на керосин» без остатка.
